Душегубы. Хроника гонки на выживание - М. Ерник

Возникла суета, связанная с попыткой двух женщин довольно хрупкого телосложения оторвать Кокошина от косяка. Возможно, они суетились бы довольно долго, если бы не вмешательство Штыка. Тот нелюбезным движением придвинул Кокошина вперёд, к косяку, что позволило ему гордо распрямиться и, опираясь на своих помощниц, продолжить свой жизненный путь в сторону выхода.

– Анатолий, – прозвучал неожиданно в опустевшем коридоре голос Зинаиды Кузьминичны, – время позднее, пора закругляться.

Невинное предложение жены произвело на Сайкина эффект разорвавшейся бомбы. Со страшными глазами повернулся он в её сторону:

– Зинаида! Ты где находишься! Ты пораскинь мозгами, куда ты пришла и что ты здесь делаешь!

Глаза Сайкиной тоже округлились, выражая, впрочем, не столько страх, сколько удивление. Но ответа с её стороны не последовало. Ответить что-либо мужу ей мешал стоящий за его спиной Штык. Круглыми от удивления глаза Зинаиды Кузьминичны оставались недолго. За секунду глаза сузились до состояния презрительности, голова склонилась набок, а рот искривился в соответствующей моменту усмешке. Все эти метаморфозы лица Сайкиной не ускользнули от внимательного взгляда Штыка, но остались не замеченными её мужем, который продолжал воспитание жены:

– Вот ты пришла на мероприятие в мини-юбке. Ты что думаешь, это никто не заметил? Ещё как заметили!

Ироничная усмешка жены должна была подсказать Сайкину, что мини-юбка была надета специально для того, чтобы её заметили. А глаза самой Сайкиной говорили ещё больше. Заметить должны были не столько мини-юбку, сколько то, что под ней. А под ней не особо прятались изящные женские ножки в упоительно дорогих полупрозрачных итальянских колготках. И рисунок самих колготок, создающий иллюзию выглядывающего из-под юбки приспущенного чулка, и размер бёдер Зинаиды Кузьминичны могли расшевелить воображение и перехватить дыхание у кого угодно, не только у простого смертного, но даже у самого закоренелого кутюрье, доводящего своих моделей до состояния старого школьного циркуля. Можно предположить, что именно округлость и законченность этих форм заставила отвлечься от своих должностных обязанностей даже самого Кулагина. Только на Сайкина они почему-то впечатления не производили.

– Ты сюда пришла зачем? Заниматься благотворительностью! – продолжал он разнос жены. – Так вот ты ею и занимайся!

– Хорошо, милый, как скажешь.

Фальшиво-елейный голосок Сайкиной должен был наводить мужа на нехорошие мысли, но не наводил.

– И сними эту мини-юбку!

– Сниму, милый. Всё сниму.

Громкий разговор о снятии мини-юбки отвлёк Грека от мысли о швейцарском хронометре. Покинув санузел, он присоединился к заметно поредевшему окружению Сайкина. Появление нового слушателя напомнило мэру о его высшем предназначении и добавило вдохновения:

– Вы что, господа, думаете, я не знаю, как меня в народе величают? Знаю! Душегубом! И я не стесняюсь этого.

Сайкин сделал решительный жест рукой и указательным пальцем показал себе под ноги.

– Да, я душегуб! Я вынужден быть душегубом. Я просто обязан быть душегубом, чтобы выполнить хотя бы малую толику тех грандиозных замыслов, которые мы наметили с Кулагиным.

Сайкин внимательно осмотрел присутствующих, желая удостовериться, все ли осознали масштабы их с губернатором грандиозных замыслов. Затем он бросил косой взгляд в глубину коридора, где в укромных местах тихо, словно мышки, должны были сидеть и слышать каждое его слово медицинские работники.

– И я буду душегубом! Я думаю, Бог меня простит, – фамильярно махнул он рукой куда-то вверх. – И каждый из вас обязан себе уяснить, что я не пощажу никого, кто будет не то что халатно, а даже просто без должного рвения выполнять порученную вам работу.

Сайкин сделал паузу и покачал головой, очевидно представляя себе, как он поступит с теми, кто без должного рвения будет выполнять порученную ему работу. Картина, скорее всего, представлялась страшной, отчего лицо его скривилось, и он продолжил:

– Я вас не пугаю, но вы меня знаете. Не советую никому из вас испытывать моё терпение. Потому что при оказанном мне доверии народа я не имею права оставаться простым человеком. Я обязан стать душегубом по профессии.

Он поднял глаза вверх, словно ожидая оттуда подтверждения его слов. Сверху подтверждения не последовало, но тем не менее Сайкин воодушевился и уже с полной уверенностью в голосе подтвердил своё определение:

– Да! Душегуб – это моя профессия!

Для большей убедительности Сайкин опустил голову и исподлобья хмурым взглядом пригвоздил к стене коридора каждого из присутствующих. Короткий взгляд в глубину коридора был сделан просто так, для уверенности, что Сайкина слышат все, даже те, кого он в эту минуту не видит. Но этот короткий взгляд заставил мэра оцепенеть от ужаса.

– Да! Душегуб – это моя профессия!

Из дальнего тупика коридора со стороны боковой лестницы в их направлении приближались два силуэта. Силуэты вполне можно было принять за человеческие, если бы они не имели странные размытые контуры. Силуэт повыше плыл медленно и плавно. Силуэт пониже, напротив, вздрагивал и пульсировал, словно неисправная лампа дневного света или, точнее сказать, дневной тени. Но наибольший ужас вызывала холодно-белая звезда, испускающая пронзительный луч из промежутка между силуэтами. Именно эта звезда приковывала внимание и заставляла любого взглянувшего на неё оцепенеть едва ли не до состояния гипноза.

Из сопровождения Сайкина только Штык остался стоять неподвижно. Его невыразительное лицо по-прежнему ничего не выражало. Силуэты находились прямо перед ним, и, вполне возможно, он заметил их раньше, а возможно, просто застыл от ужаса. Но ни движением, ни словом, ни даже взглядом Штык никак этого не обнаруживал. Грек, заинтригованный неожиданной реакцией Сайкина, выглядывал из-за него, как из укрытия, стараясь осмыслить происходящее. Зинаида Кузьминична тоже обернулась в направлении взгляда своего мужа. Но её собственный взгляд не выражал ничего, кроме удивления.

Оцепенение мэра длилось несколько секунд, пока силуэты не достигли вестибюля и не окрасились лучами многочисленных ламп. Взору сайкинцев явились два старичка, с неприметным внешним видом, но одетые весьма странно. Холодно-белая звезда оказалась блестящим серебряным шаром на конце чёрной матовой трости. Ужаса она уже не наводила, но взгляды собравшихся неизменно приковывала.

– Это что такое? Кто пустил? – неуверенно проявил строгость Сайкин, не сводя глаз с трости.

– Ну что же. Дел здесь ещё много, но в целом довольно миленько, – заявил один из загадочных визитёров с чёрными растрёпанными волосами. – Думаю, посетители этого чудного дома проведут здесь лучшие дни своей жизни.

– Вы что, не видите, что мы здесь работаем? – с трудом оторвав взгляд от трости, повысил голос Сайкин.

– Вот, коллега, даже в эту позднюю пору люди здесь продолжают работать, – отозвался его спутник в тирольской шляпе. – Так что у меня нет никаких сомнений, что когда-нибудь присутствующие здесь уважаемые господа вдохнут в это сооружение жизнь, и оно станет любимым местом встречи горожан.

– Как памятник Пушкину в Москве, – добавил первый гость.

– Хорошее сравнение, – согласился владелец трости.

– Кто такие? – уже с угрозой в голосе повторил свой вопрос Сайкин. – Кто вас сюда звал?

– Мы? – поднял брови собеседник в тирольской шляпе. – Можете считать, что мы первые посетители этого заведения.

– Да, – подтвердил малыш. – А звали нас сюда вы, господин Сайкин, лично, и не только нас. Не далее как полтора часа назад вы с трибуны приглашали всех, цитирую: «…с целью укрепления здоровья посетить новую больницу».

– Вот как, – начинал прозревать Сайкин. – Вы, наверное, представители какой-нибудь общественной организации. Прибыли на открытие.

– Совершенно верно! – подтвердил владелец шляпы.

– В таком случае прошу ваше приглашение.

Решив для себя, что имеет дело с выжившими из ума пенсионерами, Сайкин успокоился и стал снова прежним мэром – строгим, но доступным для народа.

– Приглашение? – несколько удивился пенсионер в шляпе. – Одну минуточку.

Перехватив трость за середину, он поднял её, придерживая полу своего необычного пиджака, и стал рыться во внутреннем кармане. Яркий, словно игла, луч света, исходивший от серебряного шара, пронизал мозг Сайкина. Как заворожённый смотрел он на это чудо, не имея сил отвести глаза.

– Вот, пожалуйста, – услышал Анатолий Фомич, как будто издалека.

– Что это? – с недоумением перевёл он взгляд на листок бумаги.

– Приглашение. Точнее факс, подписанный лично вами.

– Факс? – не мог прийти в себя Сайкин.